…ман. Я так мечтала назвать ее именно так…
- Почему дедушка так долго не приходит? – спросила меня Дженни.
- Ну, наверно у него какие-то дела, вот он закончит их, и обязательно придет…
- Скорее бы уже, я соскучилась… - вздохнула Дженни, а мне захотелось разрыдаться.

***
Поднявшись с кровати, и накинув на плечи халат, я тихо спустилась вниз.
Из столовой донесся неповторимый, чуть охрипший сейчас, голос Алана и веселый смех: мамин, Шейлы и еще кого-то.
Я осторожно встала у входа на кухню и посмотрела на них.
В голове отчего-то отчетливо отпечаталась мысль: моя семья.
За столом сидели Алан, Шейла, мама, Пол, и еще один мужчина, которого я не знала, и Линдси. Они смеялись над тем, что рассказывал Алан, и над репликами, вставляемыми в его рассказ Линдси. Римы не было. Место, где она всегда сидела, пустовало. Но сейчас мне было все равно.
…- И тогда он взял и поднял ее, - раздался голос Линдси, и Пол Марис согнулся пополам от смеха.
Я могла бы подумать: как они смеют, когда мне так больно?!
Но таких мыслей не было. Наоборот: я была благодарна им всем за этот праздник. Именно праздник. Показалось – они просто хотят показать МНЕ, что жизнь продолжается.
Алан выглядел очень усталым. Сейчас он был таким близким для меня. Его волосы были в беспорядке, одет он был в домашний костюм, и улыбка не сходила с его лица.
Стол был просто великолепен, я не видела что приготовлено, но буйство красок наталкивало на мысли, опять же о празднике.
Я шагнула назад и заглянула в зеркало. Мои спутанные волосы обрамляли какое-то посеревшее лицо с синими пятнами под глазами. Я попыталась улыбнуться своему отражению, с мыслями: я сильная. Но улыбка вышла фальшивой.
За спиной раздался смех. Я была искренне рада, что маму пытаются отвлечь. Я прошла в гостиную и, добравшись до кресла в дальнем углу, забралась в него, подтянув ноги к подбородку. Не знаю, как долго я просидела, слушая гомон и смех, доносившийся из столовой, но, похоже, я заснула.
Слышала, сквозь дрему, как хлопнула дверь. Чувствовала руки Алана, когда он укрыл меня пледом и пригладил мои волосы. Потом голос мамы спросил: Почему она здесь? Но кто-то видимо увел ее, и я опять провалилась в сон.
Мне стало холодно, оттого я проснулась. Открыла глаза. Плед сполз на пол, видимо, поэтому я замерзла. Из столовой доносились приглушенные голоса, портьеры на окнах были задернуты и только тусклый свет ночника из холла, прочерчивал дорожку на ковре в гостиной.
Я уже собиралась встать, когда услышала шаги. Замерев в кресле, я увидела Алана, он прошел через комнату и, увидев, что я не сплю, улыбнулся и опустился рядом на колени.
- Проснулась, спящая красавица?
- Это, наверное, укол…
- Наверно…. У тебя ничего не болит?
- Давай договоримся. Если у меня что-то будет болеть – я тебе скажу. Не спрашивай меня об этом постоянно, ладно?
- Хорошо.
- Все еще здесь?
- Да. Все останутся. Сейчас уже час ночи.
Я молчала, вглядываясь в его лицо.
- Ты решил отпустить бороду, - поинтересовалась я, проведя ладонью по его щеке.
- Нет. Думаю, нет.
- Можно я приму душ и….
- Тебе помочь?
- Алан. Я в порядке. В смысле….
- Прости. Я все же провожу тебя.
Он помог мне встать и, обнявшись, мы поднялись в нашу спальню.

- Что ты наденешь? – Алан стоял рядом с гардеробной и держал в руке вешалку с моим платьем, еще дюжина вешалок лежала на кровати.
Я, честно говоря, опешила. Думала, он уже спустился вниз, пока я принимала душ.
- Не знаю. Может вот это? - я приложила к себе вешалку с домашним костюмом, мы, когда-то вместе его купили в Лондоне.
- Довольно не плохо. Мне нравится.
- Тогда одену это. Теперь-то оно мне точно подойдет.
Он как-то дернулся, замер и, подойдя ко мне, и вытащив из моей руки одежду, обнял меня.
- Я очень тебя прошу, - произнес он, так тихо, почти шепотом, - обещай мне: если тебе будет плохо, ты не станешь прятаться, не станешь держать все в себе – ты придешь и поделишься этим со мной!
Я уткнулась в его грудь, рассматривая надпись на его футболке: «Безмолвие». Именно в эти секунды, я пообещала себе самой, что не стану больше плакать. Никогда. Я, конечно, нарушила свое обещание, но уже позднее…
- Я обещаю, - сказала я.
- Вот и хорошо. Теперь одевайся. И еще, - он подошел к столу и взял оттуда лист бумаги, - я нарисовал это для тебя.
На листе была изображена девушка в красивом вечернем платье.
- Мы сошьем его тебе, когда я вернусь из Лос-Анджелеса.
Я даже не сразу поняла, о чем он говорит.
- Что сошьем?
- Ну, платье, конечно! Это эскиз. Я нарисовал, когда сидел с тобой, пока ты спала.
- О, Алан, спасибо, - я обняла его и поцеловала в шею.
- Пойдем, тебе нужно хорошенько поесть. Я приготовил свинину, как ты любишь…
- Ты опять забросил свою диету, - улыбнулась я.
- Прекрати, - он состроил гримасу, - ты же не Рима, в конце концов.
Мы вышли из комнаты.
- Я очень хочу это платье, Алан.
- Я рад.
- … Только у меня нет для тебя подарка…
- Ты – мой подарок. Такой, что порой мне кажется, я не достоин его.
Когда мы вошли в столовую, все уже пили чай.
Высокий мужчина, тот самый, которого я не знала, поднялся нам навстречу и, улыбнувшись, протянул мне руку.
- Ну, наконец-то, мисс Элиана, я уже заждался знакомства с вами.
Я вопросительно взглянула на Шейлу, но она лишь подмигнула мне.
- Это Патрик, мой брат, - возвестил Алан.
- Очень приятно, - ответила я, пожав, протянутую мне руку.
- И мне чрезвычайно приятно. Так давно уже собираюсь с вами познакомиться, и все не было случая.
Мне почему-то иронически подумалось, что случай как раз подходящий.
Похоже, мистер Рикман, понял свою оплошность и быстро добавил:
- Алан много о вас рассказывал. Проходите же, - и он отодвинул стул, рядом с собой.
Я повернула голову и встретилась взглядом с мамой. А ведь мы даже не поздоровались.
- Привет, - кивнула я.
А мама, не выдержав, кинулась ко мне и обняла, Алан отошел и стал наполнять едой мою тарелку. Мама все целовала и целовала меня, и я уже стала мокрая от ее слез.
- Мам, - попросила я, но Шейла уже подошла к нам, и приобняв маму за плечи, усадила ее обратно за стол.
Пол тоже поднялся и, чмокнув меня в щеку, сказал:
- Рад тебя видеть, привет, - он выглядел очень бледным и каким-то напуганным. Я вдруг вспомнила, что именно он нашел меня в ванной комнате и…
- Все в порядке, Пол, - шепнула я ему, и показалось, что у него камень с души свалился. Он кивнул и помог мне сесть.
- Здравствуй, - поприветствовала меня Линдси.
- Ты выпьешь вина? – держа в руке бутылку, спросил Патрик, и мне понравилось его обращение на «ты».
- Конечно, она выпьет вина, тем более это ее любимое вино.
По-моему, мама хотела что-то сказать.
Алан поднял бокал.
- Я хочу выпить за… миссис Биггерстафф…
- Алан, я же просила вас, - возмутилась мама.
Он выдержал паузу и продолжил:
- Я хочу выпить за леди Маргарет и Шона Биггерстафф, потому что только благодаря этим людям у меня теперь есть Эл.
Я поняла, что, даже учитывая, как я поняла, договоренность Алана и мамы, и даже беря в расчет то, что Алан старше мамы на почти десять лет, он не мог себе позволить обратиться к ней просто по имени.
Все опустошили бокалы, а я вдруг поняла, что очень хочу есть.

Вечер закончился утром. Где-то в пять часов мы все разошлись по спальням.
- Когда мы поедем в Хогвартс? – не выдержала я, когда мы с Аланом остались одни.
- Сразу же, как я вернусь из Лос-Анджелеса.
Мне не хотелось возражать ему. Действительно не хотелось.
А он вдруг поспешил добавить:
- Все будут здесь, пока я не вернусь, твоя мама останется, и Мелани тоже, Пол будет заходить. Ты не будешь одна.
- Я не ребенок, Алан, - просто сказала я, сев на кровать, - но все равно спасибо.
- Ты представить не можешь, - он опустился рядом, - как ты меня напугала.
- Я совсем не хочу спать, - склонив голову ему на плечо, сказала я.
- Я тоже.
- Я бы с большим удовольствием сейчас посмотрела на тех рыбок, которые остались в Хаммерсмите.
Алан обнял меня.
- Сейчас солнце встает. Хочешь посмотреть на восход.
- Очень, - прошептала я, уткнувшись в его шею. – Ты хорошо пахнешь. Я люблю, как ты пахнешь.
- Спасибо, - ухмыльнулся он. – Пойдем.
Мы спустились вниз, и вышли на террасу. Вновь поднялись по витой лестнице и оказались на мансардном этаже. Отсюда открывался удивительный вид на город. А на горизонте алел восход. И первые лучи солнца осветили часть Лондона, подобно гигантскому отблеску пламени.
- Как здесь красиво! – выдохнула я.
- Даже слишком.

Мы долго стояли, обнявшись и молчали, каждый о своем. Время от времени Алан целовал мои плечи и мое лицо, крепче прижимал меня к себе. И пока на улице не загудели машины, а солнце не встало высоко в небе, мы были только вдвоем.

Глава 29

***
Может все же зря я была так обижена, в то время, на Всевышнего. Меня не мучили кошмары: я не просыпалась в холодном поту от затопивших постель слез, я не видела крови и грязи. Я была избавлена от жалости незнакомых людей, да и родные не позволяли себе такой «роскоши». Все, кто был мне дорог, и кому, по странному стечению обстоятельств, была дорога я, искренне делили со мной мою пустоту. Никто и никогда не сказал мне, что все будет хорошо, и что у меня все еще будет, потому что все знали, что для меня это не важно. Я не упивалась своим горем. Это была моя трагедия, но в то же мере это была и трагедия Алана, разница лишь в том, что я носила частичку Алана, себя и нашей любви в своем теле, и оттого было больнее и сложнее принять произошедшее. Сейчас уже прошло довольно много времени, но я не думаю о ребенке, нет больше на свете человека, которому я бы хотела подарить это счастье, чтобы стать счастливой самой. Нет, он есть, но все так сложно…
У вас возникнет резонный вопрос, а как же Алан и еще одна попытка? Как бы вам это объяснить.… Спустя несколько дней, после нашего возвращения из клиники, и уже потом, когда мы вернулись из Хогвартса, Алан сказал мне слова, о которых, уверяю вас, мечтает каждая женщина в мире. И я не смела. Нет, я конечно, обычная слабая женщина, я думала об этом, но обмануть Алана не могла и не смела просить.… Если судьба захотела так, то я не решилась ее испытывать.

Два дня, которые Рикман провел в Америке, пролетели незаметно, к моим гостям присоединился еще и Шон со своей подругой – скучать нам было некогда. Алан вернулся днем и попал на обед, приготовленный мной и мамой собственноручно. Он всем привез подарки, моя мама так растрогалась, что принялась целовать его прямо в столовой.
Мне он привез маленькую шкатулочку, поющую Summer time, но это были еще не все подарки.
Вечером пришел мистер Лайнел, портной, и снял с меня мерки для платья.
- Ты будешь в нем на балу в Хогвартсе, - шепнул мне Алан.
Удивленный взгляд – все, чем я смогла ему ответить.
Он знакомо ухмыльнулся.
- Да, да, в Хогвартсе.
- Но,…
- Возражения?
Я качнула головой:
- Никаких.

В день первой примерки я чувствовала себя так, будто решается моя судьба. Платье было столь прекрасным, каким только может быть бальное платье, приснившееся во сне.
- Тебе нравится? - поинтересовался мистер Лайнел.
- Очень.
- Алан удивительно точно подчеркивает красоту. Он создает одежду непохожую ни на что. Когда мы вместе работали в дизайнерской фирме, его эскизы всегда были самыми лучшими.
- Что стало теперь с этой фирмой?
- О, ну мы чуть не разорились. Алан же подался в Академию, захотев стать актером. Все эти его голоса, которые он непременно слушает…
- Голоса?
- Ну, да. Ему всю жизнь что-то советуют голоса, звучащие в его голове. Может, он просто придумал их – я не знаю. Но мы неплохо жили и зарабатывали, пока он был с нами. Но весь свой первый гонорар он принес нам вместе с папкой эскизов новой коллекции, нам удалось хорошо продать ее и встать на ноги. Помниться я спросил у него, не голоса ли посоветовали ему прийти к нам, он только улыбнулся.
- Он никогда не говорил мне об этом.
- Ему некогда будет играть, мисс, если он станет рассказывать свою жизнь. Не хватит самых больших книг, чтобы описать в мелочах, все, что произошло с ним.
Мистер Лайнел был невысоким, смуглым человеком, с пышными усами и бакенбардами. Казалось, одень его в сюртук и гольфы, он будет выглядеть вылитым придворным королевы, конца 18 века.
Мне подумалось, что он прав. Описать жизнь Алана просто невозможно. Учитывая факт его другой жизни, нереально вовсе.
Все как в фанфикшине. Сколько не крути судьбу Северуса Снейпа – среди множества историй нет ни одной реальной.
- Думаю, завтра мы закончим.
- Спасибо.
- До встречи, милая леди.
Портной раскланялся и удалился.

Голоса. Я читала его интервью. Но никогда дома мы не заговаривали об этом. Честно сказать, я не придавала этому большого значения.
Мне всегда хватало внимания Алана, несмотря на мои капризы. Поэтому эти его голоса не так сильно волновали меня.
Да, он часто мог сорваться куда-то без видимой причины. Или наоборот бросить репетицию в крайнем раздражении, накричав при этом на актеров. Все это происходило всегда спонтанно, и никто, в том числе и он сам, не мог объяснить потом причин такого настроения.

- Ты все еще слушаешь свой внутренний голос? – спросила я у Алана вечером, когда все наши гости были сопровождены по домам.
Он удивленно посмотрел на меня.
- Внутренний голос?
- Я читала об этом в твоих интервью….
- Прекрати читать обо мне всякую ерунду.
- Но мистер Лайнел…
- А этого старого маразматика, вообще не стоит слушать, - в глазах Алана светилось озорство и лукавство.
- И все-таки.
- А ты слушаешь?
Я не сразу поняла, о чем он.
- Иногда, мне некогда вслушиваться.
- Но он есть.
- Думаю, да.
- Вот видишь – никакой особенности. Может разница лишь в том, что я им потакаю и их несколько. Это голоса мамы и отца, Римы, Анны и Стелы (здесь: племянницы Алана), Шейлы, Пола, даже твой голос я часто слышу в своей голове.
- И что я тебе говорю, - обнимая его, поинтересовалась я.
- В основном жалуешься на мое невнимание.
Я шутливо стукнула его по плечу кулачком.
- Прекрати, я никогда не жаловалась.
- Значит, мне так кажется.
Думаю, уже не стоит объяснять, что случалось, когда губы Алана находили мои губы. Самые дерзкие мечты сбывались в его руках.
- Как же везет твоим партнершам, - прошептала я, покрепче прижимаясь к нему в постели, куда мы незамедлительно отправились.
- ????
- Ну, ты целуешь их. Касаешься своими бесподобными руками…
- Не пожелал бы я тебе оказаться на месте моих партнерш. Особенно в кино.
- Но, Алан, поцелуй – это настолько близко, интимно, да они все должны быть влюблены в тебя. Уж я то знаю, как ты целуешься!
- У тебя мало примеров для сравнения. Кроме того, представь себе, сколько килограммов грима нам приходится съедать друг с друга во время экранных поцелуев.
- О, да за поцелуй в «Распутине», я готова была тебя растерзать, как телевизор остался цел, я вообще не понимаю.
- Ага, и плюс ко всему еще и наклеенные борода и усы. Я могу только посочувствовать своей партнерше. Вряд ли ты бы захотела целовать меня, когда все мое лицо замажут пудрой.
- Прекрати говорить со мной как с ребенком.
- Но ты есть ребенок, - усмехнулся Рикман.
- Алан, - я надула губы, - ты знаешь, как я отношусь к этому…
- Знаю. И не могу понять, что тебя так обижает. Мне лично безумно нравится опекать тебя.
Я не знаю, почему и как? Зачем и по каким немыслимым причинам я произнесла следующую фразу.
- Ты так любишь своих племянниц. Твоя дочь, наверно, была бы невероятно счастливой.
Повисло молчание.
Больше всего я боялась, что сейчас он просто встанет и уйдет из спальни. Он замер и напрягся.
- Алан, - мой голос охрип, - я не хотела…
- Ты не думала, что нам нужно, когда-то об этом поговорить, – вдруг произнес он твердым голосом. А мне хотелось разрыдаться. Говорить? О нашей девочке? Нет. Нет-нет. Нет!
- Я не хочу…
- Эли, - он повернулся ко мне, поглаживая мои волосы и лицо, - я не могу смотреть, как ты ушла в себя со всем этим. Ну, давай….
- Алан, нет, - я почти закричала, сев в постели и закрыв лицо руками.
Он поднялся и сел рядом.
- Милая, так нужно. Мы не сможем молчать об этом вечно…
- Мы просто будем молчать, всегда. И все. Что? Что ты хочешь услышать? То, что я совсем одна сейчас? Одна в этом бескрайнем океане нечеловеческой пустоты. Одна среди тысяч звуков и предметов. У меня забрали часть меня, и мне даже некого в этом винить, - слезы скользнули по моему лицу, - я так просила его, Алан, я просила, столько, сколько я успела, но он не слушал меня.
Рикман обнял меня и прижал мою голову к своей груди.
-Хотя бы это… - его жалость была невыносима. Его боль просочилась сквозь его кожу и обжигала мое лицо. Вот сейчас, мы как единое целое в своем неуемном горе, в своей непреодолимой скорби.
- Почему он не услышал меня? Почему? Ведь мы так ждали ее. Она была такой желанной….
- Не плачь. Я знаю, это сложно, но, пожалуйста, не плачь. Я никогда не смогу теперь забыть твоих слез. Не разрывай мое сердце, прошу. Ничего нельзя вернуть, так случилось. Случилось, и изменить это мы не можем.
- Я не могу принять это. Слишком трудно…
- Не надо, - его руки скользили по моим волосам, плечам, спине, - не изводи себя.
- Но, она была здесь, - я взяла его руку и прижала к своему животу, - здесь – твоя и моя частичка. Твоя дочь, которую ты всегда смог бы опекать.
- Не смог бы, - вырвалось отчаянное восклицание. – Не мучай меня. И себя не мучай. Зачем? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я все сделаю для тебя. Я люблю тебя, Эл. Так сильно. Так безумно. Ты - все для меня сейчас, понимаешь. И все внутри разрывается от отчаяния, что я не могу тебе помочь. Ты пришла в мою жизнь, как свежий день. Ты заставила меня вновь почувствовать себя молодым. Ты принесла с собой огонь камина, и запах домашнего обеда, я стал стремиться домой. И все это ты – хрупкая девочка, которая могла бы быть моей дочерью. Это так… волшебно. Эли, я не знаю, много ли времени отведено нам, но все что у нас есть – это только наше и я хочу сберечь это. Прошу, не позволяй боли сломать все. Прошу тебя…
Я подняла голову, я взглянула в покрасневшие, влажные глаза Алана.
- Не оставляй меня, пожалуйста. Я не могу без тебя теперь, - я вновь прижалась к нему. А он уткнулся губами в мои волосы и прошептал:
- Я сделаю все, чтобы не потерять тебя. Ты так нужна мне. Как никогда нужна.

Я не помню, как уснула в тот вечер. Утро встретило меня ярким солнцем, а роза на подушке рядом дарила надежду.
Я вдруг осознала, что не должна быть обузой Алану. Я должна быть помощницей и сподвижницей. Тем, кем некогда для него была Рима. Только я должна стать еще лучше. Мне нужно доверять ему.
И как только я все это поняла, ревность к Риме испарилась сама собой. Я увидела, как важен для Рикмана театр и вся его актерская работа. Увидела, как самозабвенно он добивается своих целей. Не потому что эгоист, потому что не умеет иначе.
В нем бесконечное множество недостатков. Но все их я любила. Как и его самого от кончиков пальцев на ногах до седых взъерошенных волос.
И в одном он был не прав, я готова была съесть хоть пуд грима, целуя его.
И вскоре я обнаружила, что и ему стало гораздо легче. Мы оба были заняты делом, у нас происходили свои срывы и взлеты, нам обоим не хватало друг друга, и мы успевали скучать.
Наступило время других отношений. Отношений, где я не делила его жизнь на «эту» и «другую». Где я не ревновала его к каждой юбке. Где я верила ему, а он верил мне. Наступило время другого мира. Другого восприятия. Мы стали семьей. С тем только отличием, что женой он меня никогда не называл, и к алтарю не водил. Но мир наш стал тихим и целостным. И если бы у нас было больше времени, и оно не было столь циничным и жестоким, кто знает, что могло бы случиться еще?!


Учебный год в Хогвартсе подходил к концу. Мы собирались на бал, посвященный как раз этому событию. Конечно же, на закрытый отдельный бал. На официальное окончание года никто из магглов не допускался никогда, для меня не собирались делать исключение. Хотя безумно хотелось посмотреть.
Алан рассказывал, что это довольно скучная церемония. Так как нужно соблюсти все «средневековые» приличия. Никаких дискотек в Хогвартсе, конечно не устраивают. Все это потом, в маггловском Лондоне, правда, при спонсировании Министерства.

Когда я облачилась в платье фантазий Алана, на глаза навернулись слезы. Как заметила Гермиона:
- Тебе еще палочку волшебную, и ты будешь совсем фея.
- Как он смог, так все продумать? – я, не отрываясь, смотрела на себя в зеркало. После больницы, я все еще была полновата, но в этом наряде все недостатки превращались в достоинства. – Мне хочется кричать о своей любви к нему.
- Лучше не надо, - философски заметила Гермиона.
- А в чем будешь ты? - я не могла скрыть своего возбуждения по поводу предстоящей вечеринки.
- Это не имеет никакого значения. На этих дурацких мероприятиях сотрудники школы должны быть непременно в мантиях. Так что нет никакой разницы, во что я буду одета под ней.
- Как в мантиях? – слегка опешила я.
- Вот так, чтобы у пришедших из магловского мира волшебников возникало чувство ностальгии, чтобы… вообщем, очередная затея нашего директора.
- И Алан?
- Ну, вот уж Северусу жаловаться не приходится. Он как будто знал, про эти балы чертовы, когда экипировку себе придумывал.
Я представила себя рядом с Северусом Снейпом в его неизменном сюртуке и черной мантии и у меня закружилась голова.
- Не переживай, все будет хорошо, - подбодрила Гермиона.
- Я надеюсь, - тихо ответила я, слегка улыбнувшись своему отражению.

Алан сказал, что мы отправимся в Хогвартс в полночь, около десяти ушла Гермиона. А без пяти двенадцать Алан поднялся за мной в комнату, и мне вновь представилась съемочная площадка.
- Ты готова? – его седые волосы никак не сочетались с его нарядом.
- Более чем. Я так волнуюсь.
Он улыбнулся и протянул руку.
- Я хочу тебе кое-что показать, - он повел меня по лестнице наверх, пока мы не оказались на мансарде.
- Алан, но мы же… - и тут мой взгляд наткнулся на….. метлу! – Ты же не хочешь….
- Я когда-то обещал тебе доказать, что полеты на метле входят в обязательную программу обучения магической школы.
- А на зонтике с крыши, слабо? – усмехнулась я.
- Во-первых, юная леди, зонтик нужен не простой, во-вторых, сегодня не Хэллоуин, а в-третьих, представь меня на зонтике.
Я засмеялась.
Он вытянул руку над метлой и приказал:
- Вверх!
«Как в кино» – промелькнула мысль.
Древко метлы послушно коснулось ладони Алана. Сейчас в сумерках летней ночи, когда виден, был только его силуэт, облаченного в темные одежды человека на крыше. Когда ветер казалось, поглотил все звуки и оставил только тихий свист, лежавшего внизу города, все вновь приобрело сюрреальные черты.
- Иди сюда, - позвал Алан. И я, осторожно ступая, подошла.
Он вдруг боком присел на зависшую в воздухе метлу. Я вздрогнула, а он улыбнулся.
- Не бойся, - он потянул мою руку, давая мне нащупать сидение. Его не было видно – только деревянная палка. Но когда он развернул меня спиной к себе и чуть приподнял, садясь, я ощутила под собой широкую твердую поверхность, на которой очень удобно было сидеть. Тут же Алан набросил на мои плечи плащ.
- В небе все же холодно. И еще метла немного вибрирует при полете, ты не пугайся.
- А мы точно не упадем, - высоты я боялась с детства.
- Я тебе обещаю.
Он оттолкнулся от пола и, слегка завибрировав, метла поднялась на полтора два метра, резко взмыв вверх.
Я вскрикнула и вцепилась в руки Алана, обнимавшие меня за талию, закрыв глаза.
- Не бойся, - рассмеялся он.
- Я не стану открывать глаза, - мотнула я головой.
Ветер теребил волосы, я почувствовала, что мы поднимаемся еще выше и выше, двигаясь при этом вперед. Метла действительно слегка дрожала, но все же было ощущение, что вокруг нас закрывает невидимая кабина. Впереди был ветер, а позади надежная теплая грудь Алана.
- Открой глаза, - прошептал он, целуя мою щеку.
Я мотнула головой, и почувствовала, что мы зависли в воздухе.
- Открой. Посмотри, как красиво, - Алан сильнее прижал меня к себе, давая понять, что я в надежных руках.
Очень медленно я открыла глаза.
- Боже! – вырвалось у меня. Над моим ухом раздался смешок.
Это было так… бесподобно.
Лондон лежал под нами, необычайно прекрасный и неповторимый. Он играл огнями и переливался софитами.
- Я не видела ничего красивее, - выдохнула я.
- Знаю, - парировал Алан, - я тоже.
Мы медленно плыли по воздуху в сторону Шотландии, я не разу больше не закрывала глаз, любуясь пейзажами гор, и тихих улочек маленьких городов.
В ту ночь я забыла о пустоте и потере. Я была в каком-то нескончаемом, невозможном сне. В сказке. И я забыла кто такой Алан Рикман. И кто такая я. Спросил бы кто-нибудь мое имя, я не смогла бы ответить. Я не знала его. И сейчас не верится, что я смогла описать это. В тот момент, я не могла и подумать, что смогу рассказать об этом. Конечно, в это трудно поверить. Я и сама до конца не верю!

Глава 30

В посвящение Mary Ann Holiwell Brooks.

О том, что бал был продолжением сказки, думаю, говорить не нужно. Все, что мы видели в театре и кино в детстве, сейчас предстало в реальном свете. Хотя, нет.… В театре такое великолепие не повторишь, скорее это было похоже на то, что рисовало нам наше воображение, когда мамы читали нам перед сном сказки о волшебных замках, запертых в них принцессах и принцах с голубыми глазами, спасающими этих принцесс.

У дверей, как будто по старой привычке, нас встретил Дамблдор.
- Очень рад видеть.
Алан склонил голову. Мне же безумно захотелось присесть в реверансе.

Бал продолжался около четырех часов и плавно перешел в светское совещание преподавателей Хогвартса. В нем участвовал и мой профессор. Именно тогда я узнала, что зелья все же не просто хобби. Он скучал. Очень скучал по преподаванию. А съемки фильма и книга заставили с новой силой вспоминать и вспоминать. И думать об этом все больше и чаще. Ведь именно Рикман поставил негласное условие, (оно было передано через Джоану), о том, что фильмы снимаются каждый год. Ему хотелось поскорее завершить процесс съемок. И еще, иногда я видела, что он уже жалеет о своем решении рассказать магглам о существовании «своего» мира.

«Невозможно быть сразу и Снейпом, и Рикманом, невозможно одновременно, - сказал он мне однажды, - я столько лет потратил, обучаясь забывать, кто я. Я должен не просто не помнить, я должен не знать, кто такой Алан Рикман, когда я читаю лекции в Хогвартсе. Но, как не знать теперь о Снейпе, когда я должен играть его в кино.- Он усмехнулся. – Многие актеры мечтают об этом – играть себя на сцене».
Усмешка была горькой. Я все больше пыталась проникнуть в суть Алана Рикмана, и все чаще мне удавалось это, но с таким огромнейшим трудом. Когда он стал больше мне доверять, я ощутила его сложность.
В его сложности и есть его неповторимость.
Он очень переживает из-за своей работы. Так же, как невозможно быть одновременно двумя людьми, он не мог никогда, да и не умеет сейчас, совмещать личную жизнь и профессию. Я понимаю и знаю, почему он не любит рассказывать о своей жизни вне сцены и съемочной площадки.

- Это просто меня убивает… - громко возмущался он, меряя шагами гостиную.
- Алан, не нужно так переживать. Ты слишком близко все принимаешь к сердцу….
А потом в его груди закололо, прямо в левом подреберье, я видела, как он испуган, хотя сама была напугана до потери дара речи.
Он пытался уверить меня, что все в порядке, а я все же вызвала скорую, и пока его осматривали врачи, я, рыдая, стояла на коленях в ванной, и молила Бога о его здоровье.
И когда его нога начинает болеть.… Поначалу он запрещал мне смазывать ее мазью, но потом даже стал просить об этом. Невероятное, ошеломляющее ощущение. Ощущение семьи.
Семья. Покажется странным, если я скажу, что никогда не думала о замужестве. Думала. И мечтала об этом. И плакала от отчаяния.
Впервые мысли пришли вместе с новостью о ….. Надежда умерла вместе с нашей девочкой. Но потом, именно вот в эти ошеломляющие моменты, я ловила себя на этом самом - семья.
Когда в магазине я держала его пиджак, пока он примерял новый джемпер, когда в кафе, рядом с нашим домом, мы кормили друг друга мороженным с ложечки, когда спорили по поводу цвета обоев, во время ремонта в квартире в Хаммерсмите, когда я натирала его кожу кремом, после ужасного раздражения от грима и пудры, и особенно, когда я поправляла его галстук, перед нашим отправлением на какую-нибудь вечеринку.
Риму он все же называл когда-то своей женой…
Были моменты, когда до безумия хотелось, что меня назвали где-нибудь: миссис Рикман. Но в официальных документах Лондонской мэрии, есть только одна полноценная миссис Рикман – это мать Алана.
Как-то я спросила Алана, какие имена у его братьев в маггловском мире. И сама себе удивилась, оттого, что раньше совсем не интересовалась этим вопросом. Его мать носила тоже имя, что и моя: Маргарет. Но об этом позже.

Мы вернулись в Лондон в десятом часу утра. День Алана был, как всегда расписан по минутам, мне же нужно было попасть к врачу, и он никак не соглашался, что я сама прекрасно смогу посетить доктора.
Переносить репетицию я ему не позволила, я прекрасно видела, что это для него так сложно. Но он жалел меня. И готов был сделать все, что угодно. Нет, причиной его раздражения и переживаний становиться не хотелось.
После всего произошедшего, я как-то быстро повзрослела, а он… все же постарел. Он сам не единожды говорил мне об этом. И вот это-то и было больно. Пришла материнская любовь, которой я так и не познала в реальности. Хотелось защитить его от всех невзгод, оградить от зла и несправедливости. И иногда я забывала, что он старше меня на целую жизнь, что он мудрее и опытней. Порой я переживала его неудачи и огорчения больше, чем он сам.
Ребята из университета вновь предложили мне исследования, нужно было отправляться в Ирландию на раскопки, чтобы переводить тексты прямо на месте.
Я спросила, что об этом думает Алан, в один из вечеров.
- Конечно, нужно поехать, Эл. Тебе нужно отвлечься.
Но тон сухой, а глаза так и изучают газету.
- Я же не ставлю тебя перед фактом, я советуюсь с тобой.
Наверно, раздражение в моем голосе было столь очевидно, что Рикман, наконец, оторвал взгляд от газеты.
- Тебе нужно мое согласие?
- Поддержка, Алан. Всего лишь поддержка.
Я развернулась к выходу из комнаты.
- Плохая привычка, дорогая….. Уходить во время разговора. Оставь ее.
- А я закончила разговор, - кинула я через плечо и отправилась в кухню.

Не знаю, когда Алан лег в этот вечер, но, проснувшись в два часа ночи, я обнаружила его спящим в кресле рядом с нашей кроватью.
Такой….необыкновенно домашний…. Луна осветила его бледное лицо….Сквозь чуть приоткрытые губы срывается хриплое дыхание… руки, как часто бывало, сложены на груди, ноги упираются в кровать.
Я осторожно выбралась из-под одеяла, задернула штору, погрузив комнату во мрак, наощупь вернулась к креслу. Села на пол рядом. И опустила голову на его колени.
Я уже успела задремать, когда почувствовала, как пальцы Алана осторожно поглаживают мою шею.
Я подняла голову, посмотрев на него.
- Ты обижаешься?
Ответ написан на его лице. Описать это невозможно. Эмоция за эмоцией, сменяемая одним движением мускула.
- Мне показалось, - я потерлась щекой о его ногу.
- Глупая….
Он протянул руки, и помог мне встать. Затем, не отпуская, усадил к себе на колени.
- Какая ты хрупкая.
- Алан, я …
- Не говори сейчас ничего. Не надо. Поезжай в Ирландию. У меня съемки начинаются. Меня почти не будет дома. Ты заскучаешь. Поезжай, я думаю это неплохая идея.
- Но я хотела…
- Это нормально, Эли. Ты совсем не обязана носить траур.
Я дернулась как от удара. Слишком резкими были его слова. Слишком безразличным тон.
- Зачем…? Зачем ты так? – я вскочила и отшатнулась от него, будто меня током ударило.
- Эл… Эл, прости… - похоже Алан пожалел о своих словах, сразу же, как только их произнес. Он протянул руки ко мне, - О, только не плачь!
- Ты очень странный…. Ты… я и раньше тебя не понимала, а сейчас вообще не узнаю.
- Прости, Эл.
Рикман поднялся с кресла и подошел, взяв мои руки в свои.
- Прости. Я не прав.
- Это только слова, Алан, - я качнула головой, опустив взгляд, - лишь пустые слова…
- Мне, правда, жаль. Просто ты…ты действительно не должна упиваться своим горем…
- Я думала это наше горе…
Я вывернула пальцы из рук Алана и выбежала из спальни.
Он был непредсказуем и… непонятен…. Он был понят мной до последних морщинок…. И непонятен совершенно. И все это одновременно.
Он ясно дал понять, еще тогда днем, что ему не нравится то, что я, не советуясь с ним, куда-то собралась. Нет, он не был собственником, в прямом значении этого слова, но мы давно уже выяснили, если мы живем вместе, мы явно не чужие друг другу люди. Стоит ли здесь объяснять, что ко всему прочему Алан еще и опекал меня, как старший по возрасту.
Проявление нерастраченной отцовской заботы часто просыпалось в нем, совершенно неожиданно, даже для него самого.
Я изо всех сил сдерживала слезы. Я совсем не думала, что должна носить траур и упиваться горем, которое постигло нас. Просто мне показалось, на какую-то долю секунды, что сейчас мы могли бы побыть вдвоем. Хотя умом я прекрасно понимала, что большую пользу мне принесет именно работа, и лучше подальше от дома, в котором все напоминало о той злополучной ночи. Ванной на первом этаже я с тех пор никогда больше не пользовалась.

Алан долго стучал в комнату в мансарде, долго просил впустить его и прекратить вести себя, к… Продолжение »